Дмитрий Слисар

Конец цивилизации

Александр Минкин

Что думать?

«Глупец! хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами».
Брань черни в «Пророке» Лермонтова.

Половина взрослых жителей России не читают книг вообще (свежие данные ФОМ). Ещё сколько-то «затруднились с ответом». Ещё 6% сказали «одну в год»; небось соврали, постеснялись сказать, что не читают.

Набираешь в поисковике «Гомер» — интернет предлагает тебе сперва дурацких симпсонов, а уж потом — великого слепца, автора «Илиады» и «Одиссеи». Наберёшь «Цезарь» — первая дюжина адресов: салаты, а одноимённый человек — один из величайших людей в истории — во втором десятке.

Эпоха кончилась. Радикально уничтожено одиночество — необходимое условие творчества. Жёны, друзья и прежде мешали, но человек всё же часто и подолгу оставался один. Теперь даже полное отсутствие людей не даёт одиночества

Воздух над головой теперь не тот, что во времена Гомера, Пушкина, Бродского. За последние 25 лет в атмосфере повисла густая сеть — телефонные сотовые излучения, телерадиоволны, Wi-Fi. (Когда в августе 1967 года рано утром впервые включили антенну Останкинской телебашни, мы шли к ней по земле, усыпанной красивыми птичками. Они привыкли там летать, излучение стало для них большой и последней неожиданностью. Мы, строители, потом никогда не испытывали искушения пообедать в ресторане «Седьмое небо» на высоте 325 метров. И птички там больше не летают.)

Человечество экранировало себя. Для надёжности надело наушники. Непрерывно орёт телевизор, в магазинах, ресторанах оглушительная музыка в нагрузку к покупкам и еде. На рок-концертах громкость просто вышибает мозги, затыкаешь уши — удары низкого звука бьют по почкам, по печени, как опытные менты дубинкой (не оставляя следов)…

Ну и как тут божественный глагол до слуха чуткого коснётся? Как расслышать шёпот в грохоте? Есть пословица «когда говорят пушки, музы молчат». Нет, музы не молчат, их просто не слышно.

Мы экранировали, закрыли себя от первоисточника. Подыхаем от жажды, но всё плотнее забиваем все щели, чтобы ни капли не просочилось оттуда.

Удобно, прогрессивно, выгодно… Эти слова защитников интернета, телевизора и мобильных телефонов — ничтожны. Вспомните, как прогрессивно и выгодно был построен китобойный флот; уже ни китов, ни флота. Много полезного электричества дали ГЭС, ради которых затоплены колоссальные пространства в России; ухудшился до гнилого климат в Москве, вокруг которой налиты моря: Иваньковское, Икшинское, Истринское, Клязьминское, Пестовское, Пироговское, Химкинское и др. Прогрессивный ЦБК на Байкале; прогрессивная АЭС в Чернобыле; талидомид — прогрессивные таблетки от депрессии (после которых матери в США рожали безруких и безногих); удобная прогрессивная лазерная указка втыкается в глаз лётчика; исчезло Аральское море, а были так современны, выгодны и прогрессивны искусственное орошение и рекордные урожаи хлопка.

И мы — последние (исторически). Ибо наши дети — то есть наша молодежь выросла с гробовой игрушкой, с кнопками.

Зачем писать? Есть кнопки. Психоневрологи утверждают, что почерк, мелкая моторика, тонкие движения пальцев формируют тонкие движения души, тонкость восприятия… Но кто ж психоневролога будет слушать. Глупец! хочет уверить нас, что надо писать прадедовским способом, отказаться от достижений цивилизации! У нас каждый день новые чудесные гаджеты!

Чтобы писать буквы, нужен во много раз более высокий интеллект, принципиально иной интеллект, чем для того, чтобы нажимать кнопки. Кнопка — тык. Буква — сложнейшее сочетание движений ума и мышц. Сравните: пальцы (и душа) скрипача-виртуоза и — палец, нажимающий play или курок. На кнопку и заяц в цирке нажимает. Попробуйте научить его писать.

В мозговых структурах человека есть центр, который отвечает за письмо. Если, например, опухоль блокирует такой центр, человек писать не может.

Красивому почерку тысячи лет уделялось огромное внимание. Каллиграф — редкая, почётная профессия. Почерк — зеркало души (почти такое же ясное, как глаза, а иногда ещё яснее; почерк почти не умеет врать). Почерк = индивидуальность. Опытный графолог по почерку определит пол, возраст, опьянение, слабоумие, психические расстройство, эмоциональное состояние и даже судьбу… И вдруг всё это богатство исчезло. Чем бы ни была полна душа (высотой или низостью), что ни сочиняй человек (поэму или донос), стар ты или молод, спокоен или взволнован — на экране, на бумаге абсолютно безликие холодные буквы. Почерк исчез, исчезла личность.

Бездушная болезнь

Человечество знает душевные болезни; страдание, горе могут свести с ума. Есть выражения «скорбный умом», «затмение рассудка»…

Не дай мне Бог сойти с ума,
Нет, лучше посох и сума…

— нищета, тюрьма, смерть — всё лучше, чем безумие…

Откуда ни возьмись появляются новые болезни. Не знаем, как появились чума, холера — ибо они были до науки. Но вот новинка — СПИД — у людей начинает исчезать иммунитет. Больные становятся бессильны перед любой инфекцией. Так, гемофилик уязвим — ерундовая царапина, и он умирает от потери крови. Древние греки умирали от ностальгии, от потери родины.

А если от потери души?

Вообразите эпидемию новой болезни: с какого-то момента рождаются только дальтоники — люди, не различающие цвета. И постепенно, с вымиранием нормально видящих, — умрёт живопись; картины великих мастеров в глазах новых поколений — просто серые тряпки. Розы, тюльпаны имеют только форму. Цветы — без цвета. Серые шарики мимозы…

Что означают слова Гомера «встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос»? Ничего. Серый восход, серый закат… Слово «пурпурный» станет бессмыслицей.

Но эпидемия новой болезни уже пришла. Стремительно утрачивается вкус к чтению и к слову. Радио, ТВ, соцсети, пресса — всё скользит вниз, к языку Эллочки Людоедки (в её словаре было 15 слов; главное — ей хватало! и все её понимали без труда).

Людоеды и людоедки в соцсетях сводят словарь от двухсот тысяч слов к двадцати. Да, мы отлично понимаем друг друга, но…

Фолкнер непосилен, Мандельштам непосилен… Длинно, туманно, непонятно. Амёбы едят, размножаются, но человеческая речь для них даже не шум, они не слышат.

В 1932 году Мандельштам ощутил роковой поворот назад, точнее — спуск в немоту, в темноту.

Если всё живое лишь помарка
За короткий выморочный день,
На подвижной лестнице Ламарка
Я займу последнюю ступень.

Поэт идёт в обратную сторону. От человека — к ящерицам — к червям — к одноклеточным.

…Мы прошли разряды насекомых
С наливными рюмочками глаз.
Он сказал: «Природа вся в разломах,
Зренья нет, — ты зришь в последний раз!»

Он сказал: «Довольно полнозвучья,
Ты напрасно Моцарта любил».
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил.

И от нас природа отступила
Так, как будто мы ей не нужны,
И продольный мозг она вложила,
Словно шпагу, в тёмные ножны.

И подъёмный мост она забыла,
Опоздала опустить для тех,
У кого зелёная могила,
Красное дыханье, гибкий смех.

Стихи требуют осмысления. Кто этот «Он», который говорит поэту «ты зришь в последний раз»? Кто говорит «довольно полнозвучья»? Если бы этот «Он» хоть раз попал в середину строки, мы бы сразу поняли смысл прописной буквы. Но оба раза «Он» — в начале строки; как хотите, так и понимайте.

Это стихотворение почти никогда не вспоминают. Угроза («наступает глухота паучья») скоро сбылась политически:

Мы живём, под собою не чуя страны.
Наши речи на десять шагов не слышны.

Казалось, страшнее сталинских лагерей ничего быть не может. И когда сталинизм рухнул (точнее, обветшал, зубы выпали), эти стихи стали читать в прошедшем времени — как памятник минувшей эпохе. А про «Ламарка», про спуск к одноклеточным, вообще забыли. Оказалось, смысл стихов 1932-го важнее и страшнее лагерного.

Что такое «глухота паучья»? Это же написал поэт — значит, пророк. Значит, это прозрение?

Не обычная, а паучья глухота. Что делает паук? Он обматывает паутиной, обездвиживает, выпивает кровь. В паутине висит бывшая муха, оболочка — всё на месте: крылья, ножки, глазки. Внутри она пустая.

Наступает или наступила? Человечек обмотан паутиной (всемирной), обездвижен. Всё на месте: ручки, ножки, глазки, голова. Внутри пусто. Сидит перед экраном, где бегают фигурки, убивая и насилуя друг друга. («убивая друг друга» звучит даже лучше, чем «враг — врага».)

Когда придумали слово «интернет» — всемирная паутина, авторам, вероятно, нравился образ: изумительно тонкая невесомая невидимая сеть. Вряд ли они думали про хищное насекомое.

Темнота паучья. Бог, написано в Библии, создал свет. Тьму не создавал. Но стены, потолок, глухой подвал — там полное отсутствие света, абсолютная тьма, созданная человеком.

Электроника закрыла небо. Если хотите, можете написать «Небо» (с большой буквы). Экраны, конечно, светятся. Это фосфоресцирует тьма; это свечение только притворяется светом.

Экраны (ирония языка) экранируют нас от света.

Смерть духа хуже смерти тела. Лучше быть съеденным червями, чем превратиться в червя.

Считается, что крысы в некоторых аспектах умнее человека; храбрее; у них даже этика есть, сострадание. Но если человек вживит электрод крысе в мозг, в центр удовольствия, она будет нажимать педальку и скоро сдохнет от голода и жажды, хотя рядом полная кормушка и полная поилка. Это очень известный опыт середины ХХ века. Тогда трудно было поверить, что человечество сядет за клавиатуру и уже не встанет.

Человек отменён. Он уже почти ликвидирован (как проблема). ТВ + компьютер + интернет + мобильник… Это не только контроль расходов, мыслей, склонностей, намерений. Это ещё и паралич воли. Люди вроде бы понимают, что часами читают и лайкают чушь. Но оторваться не могут.

Кино с доставкой на дом, новости с доставкой на дом, теперь и «друзья» постоянно с вами Вконтакте, в Facebook.

Всё предсказано

Брэдбери в своём самом знаменитом романе «451° по Фаренгейту» описывает жизнь людей, у которых всегда включён телевизор. Никакие просьбы героя, никакие ссылки на болезнь не могут заставить его жену выключить огромные экраны (во всю стену).

Он слышал, как в гостиной вопили «родственники».

Милдред стояла у его постели, с любопытством разглядывая его. Не открывая глаз, он видел её всю — сожжённые химическими составами, ломкие, как солома, волосы, глаза с тусклым блеском, словно на них были невидимые бельма, накрашенный капризный рот, худое от постоянной диеты, сухощавое, как у кузнечика, тело, белая, как сало, кожа. Сколько он помнил, она всегда была такой.

— Тебе пора вставать, — сказала она.

— Пожалуйста, выключи телевизор. Можешь ты уважить просьбу больного человека?

— Но там сейчас «родственники»! Это моя любимая программа.

Это написано в 1953-м. Тусклые глаза — определение точное.

Через 12 лет, в 1965-м, Стругацкие опубликовали «Хищные вещи века», там к телевизионным сериалам прибавился «слег» (смесь интернета с наркотиком), социальная сеть. Вот разговор героя со счастливым продвинутым пользователем:

— Это же конец. Это конец взаимодействию человека с природой, это конец взаимодействию личности с обществом, это конец связям между личностями, это конец прогресса.

— Это страшно, потому что непривычно. А что касается конца, то он настанет только для реального общества, только для реального прогресса. А каждый отдельный человек не потеряет ничего, он только приобретёт, ибо его мир станет несравненно ярче. Его связи с природой — иллюзорной, конечно, — станут многообразнее, а связи с обществом — тоже иллюзорным — станут и мощнее, и плодотворнее.

«Мир станет несравненно ярче» — это вам скажет любой наркоман.

Герой Стругацких (в 1965-м!) говорит:

— Люди, ушедшие в иллюзорный мир, погибают для мира реального. И когда в иллюзорные миры уйдут все — а ты знаешь, этим может кончиться, — история человечества прекратится. И нет ни малейшей возможности доказать им, что это гибель, что это позор…

В 2000 году немецкий физиолог Райнер Пацлаф написал книгу «Застывший взгляд» — о том, что происходит под действием ТВ с психикой человека, особенно с психикой детей:

«Чем больше маленькие дети смотрят телевизор, тем чаще и тяжелее возникающие у них нарушения речи. Телеэкран блокирует спонтанные творческие игры и естественные движения. Это приводит к дефициту в формировании функций головного мозга, а страдают при этом творческие способности, фантазия и интеллект».

Гордая глупость

«Трудно понять, — жалуются интернетные комменаторы, — слишком много букв». (Это я поправил для ясности. В реальности эта жалоба выглядит так: «многа букаф, ниасилил».)

Множество книг на магазинных полках не равно умножению мудрости. Наоборот. Всё те же сто шедевров, которые уже во времена Пушкина и Чехова были разбавлены чтивом в десять раз, теперь разбавлены в миллион. Это уже не спирт, не водка, даже не пиво, даже не кефир. Мутная вода.

Человек может выпить ведро, раздуться, лопнуть, но пьяным от мутной воды он не станет.

Можно прочесть весь глянец, но умнее не станешь. Наоборот, станешь беспросветным идиотом.

У человека книги нет общих понятий с человеком глянца. Вот пример:

Они сидят в кружок под низким потолком,
Освистаны их речи и манеры.
Но вечные стихи затвержены тайком
И сундучок сколочен из фанеры.

Прочтите подросткам. Они удивятся: какая связь? Абсурд. Выучивание стихов и сколачивание сундучков? — в огороде бузина, а в Киеве дядька. Простые строки Окуджавы стали ребусом, бессмыслицей.

Эти строки о том, что чтение стихов могло привести и приводило в концлагерь. Сундучок из фанеры — для теплых вещей на случай ареста. А сколачивают его, потому что чемоданов нет в продаже. Но откуда нынешним подросткам это знать.

Читать, рискуя свободой и жизнью, — вот на что недавно были способны обыватели. Не за антиправительственные стихи, не за призывы к восстанию, а за чистую лирику (за Есенина, Мандельштама) могли уничтожить человека. Век-волкодав душил не только крестьян, но и читателей.

Книги, вечные шедевры — их не смогли уничтожить ни огонь, ни жестокие режимы. Насмешка судьбы: их вытеснила порномашина, теперь она называется всемирной сетью.

На полках всё ещё стоят книги, их никто не сжёг. Но телесериалы сожрали время для чтения, отучили читать. 4000 лет учили, а за 20 отучили.

Культура, русская литература — то есть мы — как пересохший Арал. В конце 1980-х в печати и на ТВ попадались кадры бывшего Аральского моря: бесконечные пески и лежащий на боку корабль, ограбленный и развалившийся. Корабль на песке. Никому не нужен. И зачем корабли там, где нет воды? Человек ХХI века смотрит и не понимает: что это? зачем? Так мы смотрим на гигантских истуканов острова Пасхи — что это? зачем? Еще немного, и так будут смотреть на книжные полки.

Книги стоят на полках в квартирах. Но читают ли их? Люди пересели к экрану, к монитору (бог Маниту у Пелевина).

Кончается цивилизация читателей. Началась цивилизация пользователей. Писателями стали все. Миллиарды людей ежедневно пишут, что они ели, куда поехали, как покакала собачка. Этот мусор заполнил паутину. Там равенство. Там Гамлет хуже собачки, потому что собачка свежая, сиюминутная, поэтому вылезает на экран сама. А до Шекспира надо докопаться, потратить усилия.

Сидящий у компьютера привязан к тем миллиардам людей, которые оправляются в интернете. Даже в метро, в адской давке в час пик, вы не так стиснуты сотнями людей, как в интернете, где сплошное выдохновение, где миллионы чихают и кашляют, а миллиарды комментируют (и 99 процентов этих сообщений так примитивно, что даже инфузория туфелька кажется Аристотелем).

Душа — локатор. И, конечно, есть помехи. И есть те, кто специально глушит. Так в СССР глушили, например, «Голос Америки». Глушилки на той же волне издавали скрежет, треск, писк, визг. А теперь централизованное государственное глушение не нужно. Мы сами глушим. Сами себя подключили к непрерывному шуму.

Руслан и Людмила, ковёр-самолет, волшебная палочка и терпеливая Золотая рыбка… Детское счастье от чтения так велико, что мелюзга легко отказывается от еды, сна, игрушек — лишь бы папа почитал. Ребёнок (если у него ещё не сбита человеческая настройка) легко отказывается от жизненно необходимых вещей, от хлеба насущного ради иного, нематериального. Ради ничего, по мнению жлобов. Ради всего, ради души.

Это безошибочный выбор. Ибо сказано: «Что толку, если приобретёшь весь мир, а душу свою потеряешь».

И вот человеческая настройка отдана экрану, который всех детей поголовно кормит жестокостью, паскудством. Добрый герой перестаёт побеждать (как Иван-царевич). Благородный герой перестаёт погибать (как Гамлет). Эти герои просто исчезли, они — неформат.

В том мире, который, размножаясь, производят сникерс с прокладкой, нет книг вообще. А следовательно, нет и героев. В том мире нет ни Дон Кихота, ни Ричарда Львиное Сердце, ни ученого Паганеля, ни печального весельчака Тиля Уленшпигеля.

В мире ТВ-рекламы нет справедливости, достоинства, ума. Человеческие добродетели отняты у людей и отданы товарам. Чистота отдана стиральным порошкам и прокладкам. Стойкость — батарейкам и жвачке. Честь отсутствует. Доброта отсутствует. Рекламные люди ничего не читают. Не работают. Только жуют и без конца моют посуду — в точности как еноты в Уголке Дурова.

Чтение — непростая работа. Дети в школе скользят по текстам — «проходят Пушкина», «проходят Лермонтова»…

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.

Это первые четыре строчки известного томного романса; во взоре грусть, в бокале кагор, дама млеет… Но что здесь написано?

Выхожу... Не на машине выезжаю, глядя на знаки, светофоры и чужой бампер.

Выхожу один… Чтобы услышать разговор звёзд, надо быть одному. Надо быть без наушников, без радио — без ничего.